Сегодня вспомнил свое первое одиночество. И её.
Мне четырнадцать лет. Пятнадцать суток с ней. Карцер забвения австро-венгерской тюрьмы. Она была тощая и пряталась в стене. Я прижимался к ней как прижимаются дети к маме. И днем и ночью. В голоде, без холода и с ним...
Потом они были разные. А один раз, аккурат под новый век, мне попалась толстенькая коротышка. И мы с ней провели семь суток всех праздников. Угловая камера строения в поле. "И ты увидишь лед на стенах"... Ночью, когда матрас сверху не спасал от оледенения внизу - я прижимался к ней всеми фибрами своей наркотической душонки и тем выжил.
Из одинадцати с хвостиком лет - четыре я провел в разных крытых местах. И там везде были они. Один на один с человеком, стертые до блеска многочисленными поклонниками. В них жило черное, летнее море. У них была безвозмездно отдающая тепло - душа, в отличии от людей...
Батареи из тёплого железа с журчащей водой внутри.
Осень за окном родные... ОСЕНЬ
Мне четырнадцать лет. Пятнадцать суток с ней. Карцер забвения австро-венгерской тюрьмы. Она была тощая и пряталась в стене. Я прижимался к ней как прижимаются дети к маме. И днем и ночью. В голоде, без холода и с ним...
Потом они были разные. А один раз, аккурат под новый век, мне попалась толстенькая коротышка. И мы с ней провели семь суток всех праздников. Угловая камера строения в поле. "И ты увидишь лед на стенах"... Ночью, когда матрас сверху не спасал от оледенения внизу - я прижимался к ней всеми фибрами своей наркотической душонки и тем выжил.
Из одинадцати с хвостиком лет - четыре я провел в разных крытых местах. И там везде были они. Один на один с человеком, стертые до блеска многочисленными поклонниками. В них жило черное, летнее море. У них была безвозмездно отдающая тепло - душа, в отличии от людей...
Батареи из тёплого железа с журчащей водой внутри.
Осень за окном родные... ОСЕНЬ
Комментарии
Отправить комментарий