"Лопата"

  В школе я учился на отлично, но поведение было неуд. Да какой там неуд. Хуевастое у меня было поведение. Из рук и ног головы  вон. 
  То "мах на мах" с кем то выйду, то соседний склад канцтоваров ограблю и принесу в школу складные, еще в масле ножницы, парить со-ученикам, а кто не хотел покупать - тому в дыню. 
  Помню в девушку одну влюбился, спиздил стихи у Эзры Паунда, (мне  он приглянулся потому, что я где то прочел, что автор поддерживал фашизм) , чуть подправил и ввинтил ей за гаражами в руку. Член. 
   В общем под-накопилось как то на меня в детской комнате милиции несколько совершенно дурацких, но не терпящих отлагательств дел. 
 Там у мальчика на озере, трубу-тубу отобрали и на него же, мальчика одели. Поломали и его и инструмент. Это было из зависти. Потом еще мы встретили бухаря с ведром, а у него кольцо обручально-золотое, а палец был толстый непомерно. Мы его анестезировали минут пять, и палец тот отрезали. Маленькие были, нетерпеливые очень. Это было из жадности. Ну и третий эпизод был из похоти. Много нас было, а она одна и ее хотенчик. В дет-садике. Мерзко-сладкий проступок
 Когда меня привели на комиссию по делам несовершеннолетних, то это была третья комиссия куда меня приводили и даже Юрий Михайлович, директор Черновицкого Обл Драм Театра им. О. Кобылянской, полюбовно-дружеский ебун моей матери и просто хороший человек, не мог мне ничем помочь. Я был обречен на спец-школу. 
 Туннель нутра казенного здания  с просветами по бокам. В коридоре еще двое малолеток злобно-охуевшего вида из спец-приемника с пластмассовым конвоем из пэпээсников, и идентичная нам с мамой пара: Тетя и пацан. Тоже дворовой неоперившийся вурдалак, но не с "тралки" как я, а с проспекта негритянских районов девятиэтажных грибов. Бетонное дитя асфальта, но никак не сын театральной брусчатки, короче не той масти. 
 Суета. Комиссия собирает членов. Бегают секретарши и бросают без присмотра кабинеты, рождая в моей голове увесисто - манящие мысли о их сумочках с жирными кошельками, мечты о пустых 
комнатах с откуда пропали работающие там люди, эх, детское 
счастье пустого кабинета директора с открытым сейфом..
 Ох же это горнило легкой наживы, разрезанное пятикопеечной монетой до самого основания, этот вкус железа на языке, эта дрожь коленок в процессе тихо-заискивающего изымания некого чужого, но не чуждого, предмета по имени: "лопата"... Вам не понять, ребята, вам не "понятять", что значат для малолетнего босяка слова: "подсад", "фортецел", "чердак", "терпило"... Не вспомнить язык на ся, это дерзкое: "Посошосол наса хусуй" брошенное в запале, замешкавшемуся в "резине" подельнику... 
 И липкий от собственного авторитета страх, веселящий пятки мандраж, дикое возбуждение хуя души, которое и есть та самая "чуйка" ведущая от магазина к магазину, от учреждения к учреждению, заставляющая ночевать в подворотнях и на теплотрассах. Строить "халабуды", оснащать коврами подвалы и чердаки многоэтажек. Все лишь ради того, чтобы не возвращаться домой, в этот уютный сумрак типа правильной семьи, где все то же, но только изящно-лицемернее и благообразнее-животно. Мир не любящий но исполняющий любовь меня не мог  вставить в самое очко сердца так, как манила дырка мира черной игры на бильярдном столе в терц, лоб в лоб с Богом и чертом. На пару с собственной наивностью и нагловатой жестокостью ко всему, что не вписывалось в мои и только мои понятия о чести откровенного "шалокрута" и просто уличного  подонка. Я родился в этой пизде улиц. И я нес ее, гордо спрятав под мышкой. 
  В конце - концов нас с мамой вызвали в кабинет. Знаете, если бы не откровенное чувство стыда, ненависти и предчувствия скорой расправы в спец-приемнике, я бы точно залез в один из кабинетов, поближе к сумке какой то секретарши, а отработав "лопату" и ушел в бега, но не успел. Просто не успел. Хотя конечно "сладкие" они там были все... Лохи канцелярские. А во мне теплилась надежда: - а вдруг пролезет и сейчас?
 Нам с мамой ебали мозг чувством вины часа полтора, пока за дверью, после непродолжительной возни, не закричали истошным матом и визгливым счастьем злобы. И почти сразу за звуками, в кабинет вдавили того самого бетонного мальчика с асфальтным запахом запала глупого и вечного, как то самое наказание за любой грех. (грех любить что то, кроме господа нашего Иисуса Христа). 
 Мальчик держал в руках "лопату", мальчика держали пластмассовые пэпэсники, а тех в свою очередь какая то ополоумевшая от праведного гнева бычка. (бля пацан настолько охуел, что даже "пропаль" не скинул, "лопата" так и прилипла к его судорожно сжатым пальцам, она слилась с ним, она и была - он, черная, кожаная, с чем то очень ценным и еще неизвестным в количестве, нового качества и множеством непроверенных кармашков, еще не выпотрошенная ловкими пальцами жизни-щипача до самых глубин ее нищей души)
- Дывыться, курва взяла мое!!! - возопила бычка, От мразюга, от падло, маты тебе прывила до людэй на суд, а ты того, ото, шоб тоби ... и т.д. и т.п. - вопило во всю пасть сто-килограммовое тело человека впуклого. 
 Мальчик был растерян. Мусора горды собой. А я вне себя от радости... 
В этот раз вместо меня поехал в спец-школу кто то другой. Меня опять отправили на спец обследование в детское отделение дурочки. 
  Сел я уже сразу на малолетку. Через пару месяцев, как только исполнилось четырнадцать. Сел за три эпизода карманных краж и"скрипку страдивари" (позже напишу, это того стоит) - на полтора 
года. Бережанское ВТК. Монастырь на горе... Романтика, хули.
Не то слово. 
Просто: "Лопата"