Я не верю в совпадения. Но это был человек в белом…
Мне его образ знаком с детства. В первый раз я увидел его заходящим за угол дома. Мы шли с другом воровать кошельки в троллейбусах, и я решил пошутить:
– Смотри, Сашка, сейчас мы увидим за углом чувака в белом.
И вот мы его увидели, а Сашка охуел:
- Дубрик, ты, сука, пророк! – сказал тогда восхищенный Сашка, и мне понравился его восторг.
Через час нас взяли за жопу, и в следующий раз чувака в белом я увидел через два года.
Мы шли с Толей Полтинником "за делами" на проспект. Я прогуливал театральное училище, а Толя предложил попробовать опиум животворящий.
– Зачем тебе эта педерастия театральная? Давай вмажемся!
– А как оно гребёт, Полтишок?
– Сначала тошнит, но потом разлом и полное погружение в мягкую вату…
– О, смотри, Толя, я знаю этого чувака! – перед нами стоял мужчина в белом.
– Тихо, родной, я сейчас! – сказал Толя, взял у меня денег и они ушли. А потом он пришел один, но с кайфом в двухкубовых баянах.
Человека в белом с тех пор я видел часто, но никогда больше в таком слепящем чистотой наряде. Да и вообще, в любой последующий раз это был тот же, да не тот. Наряд посерел и то тапочки, то зеленая футболка… Нет, это уже был не он.
Я почти забыл этот образ, но как-то ко мне приехали врачи. Они сказали, что жить мне вследствие тяжкого вируса с полгода. Ну – год. За их спинами я увидел его... Но потом мама сказала, что у меня будут свои ложка и кружка, и я несколько отошел в себя.
Прошло десять лет тюрем, лагерей, освобождений и монастырей, поиска себя и преступлений.
– Домбровский?
– Станислав Владимирович!
– Начало срока?
– такое-то
- Конец срока?
– такое то
– На вахту пиздуй!
Он сидел передо мной, человек в белом – и впервые заговорил со мной:
– Вы делали концерт, посвященный всемирному дню борьбы со СПИДом, и за это мы решили выразить Вам благодарность. Но у Вас столько взысканий и Вы, судя по всему, не встали на путь исправления...
Я тогда сразу все понял, и стал готовиться. Через два месяца, за полтора года до конца срока, я умер. Меня вынесли на свободу и отдали маме. А я ожил и пошел...
Человек в белом приходил ко мне еще три раза.
Он был перед тем, как я принял Христа в свое сердце в религиозном реабилитационном центре. Он стоял за барыгой, когда я продал Христа в своем сердце за двушку винта. А еще он стоял за Катей, когда она сообщила, что беременна. И я проклинал этого штемпа в белом все три раза. Первый раз, когда пастырь предложил выебать его в рот, второй раз, когда очнулся после передозировки и третий – в ванной, когда узнал, что Катя сделала аборт.
Я не знаю, где сейчас этот человек. И во что он одет. Но всегда, когда в моей голове возникает его мысленное предчувствие:
– Стас, укради!
– Стас, Ебани его в челюсть!
– Стас, здесь ты можешь наебать!
¬ Стас, Выеби ее!
Со мной происходит испарина души. Ведь я нищий и мне больше нечем ему платить. Я не готов к ответственности. Мне тесно и хочется плакать...
Мне его образ знаком с детства. В первый раз я увидел его заходящим за угол дома. Мы шли с другом воровать кошельки в троллейбусах, и я решил пошутить:
– Смотри, Сашка, сейчас мы увидим за углом чувака в белом.
И вот мы его увидели, а Сашка охуел:
- Дубрик, ты, сука, пророк! – сказал тогда восхищенный Сашка, и мне понравился его восторг.
Через час нас взяли за жопу, и в следующий раз чувака в белом я увидел через два года.
Мы шли с Толей Полтинником "за делами" на проспект. Я прогуливал театральное училище, а Толя предложил попробовать опиум животворящий.
– Зачем тебе эта педерастия театральная? Давай вмажемся!
– А как оно гребёт, Полтишок?
– Сначала тошнит, но потом разлом и полное погружение в мягкую вату…
– О, смотри, Толя, я знаю этого чувака! – перед нами стоял мужчина в белом.
– Тихо, родной, я сейчас! – сказал Толя, взял у меня денег и они ушли. А потом он пришел один, но с кайфом в двухкубовых баянах.
Человека в белом с тех пор я видел часто, но никогда больше в таком слепящем чистотой наряде. Да и вообще, в любой последующий раз это был тот же, да не тот. Наряд посерел и то тапочки, то зеленая футболка… Нет, это уже был не он.
Я почти забыл этот образ, но как-то ко мне приехали врачи. Они сказали, что жить мне вследствие тяжкого вируса с полгода. Ну – год. За их спинами я увидел его... Но потом мама сказала, что у меня будут свои ложка и кружка, и я несколько отошел в себя.
Прошло десять лет тюрем, лагерей, освобождений и монастырей, поиска себя и преступлений.
– Домбровский?
– Станислав Владимирович!
– Начало срока?
– такое-то
- Конец срока?
– такое то
– На вахту пиздуй!
Он сидел передо мной, человек в белом – и впервые заговорил со мной:
– Вы делали концерт, посвященный всемирному дню борьбы со СПИДом, и за это мы решили выразить Вам благодарность. Но у Вас столько взысканий и Вы, судя по всему, не встали на путь исправления...
Я тогда сразу все понял, и стал готовиться. Через два месяца, за полтора года до конца срока, я умер. Меня вынесли на свободу и отдали маме. А я ожил и пошел...
Человек в белом приходил ко мне еще три раза.
Он был перед тем, как я принял Христа в свое сердце в религиозном реабилитационном центре. Он стоял за барыгой, когда я продал Христа в своем сердце за двушку винта. А еще он стоял за Катей, когда она сообщила, что беременна. И я проклинал этого штемпа в белом все три раза. Первый раз, когда пастырь предложил выебать его в рот, второй раз, когда очнулся после передозировки и третий – в ванной, когда узнал, что Катя сделала аборт.
Я не знаю, где сейчас этот человек. И во что он одет. Но всегда, когда в моей голове возникает его мысленное предчувствие:
– Стас, укради!
– Стас, Ебани его в челюсть!
– Стас, здесь ты можешь наебать!
¬ Стас, Выеби ее!
Со мной происходит испарина души. Ведь я нищий и мне больше нечем ему платить. Я не готов к ответственности. Мне тесно и хочется плакать...
Комментарии
Отправить комментарий